Рыжее знамя упрямства - Страница 6

В это "вообще" он, видимо, включил многое – то, что чувствовал в незнакомых ребятах, но о чем не умел или стеснялся сказать.

И тогда Ксеня (которая продолжала работать турбиной) задала наконец главный вопрос:

– Хочешь к нам?

Мальчик отозвался сразу, уверенно и спокойно, словно перед этим долго обдумывал ответ:

– Да. Я очень хочу.

Дальше все пошло по заведенному обычаю. Один за другим назвали себя:

– Я – Игорь…

– Я – Словко. Имей в виду: не Славка, а Словко… – ("Ага, я буду иметь в виду…", – понятливо отозвался мальчик).

– Я – Кирилл…

– Я – Ксеня… – сообщила от фонарика вертящая динамку девочка. – А ты кто?

И тогда он сморщился, будто тронул языком больной зуб:

– Ох… у меня такое дурацкое имя…

– Дурацких имен не бывает, – строго возразил Словко, натягивая курточку.

– Бывает. Оно такое… несовременное. Отцу пришло в голову, чтобы я назывался Прохор. В честь какого-то его друга… Сам придумал, а сам потом… – Ну, чуть ли не слезинка дрогнула в горле мальчишки.

– Да ты что? Хорошее имя, – увесисто сказал Кирилл.

– Ага, "хорошее". Только и слышишь везде… и в школе, и на улице, и в лагере… "Прошка – окрошка, гнилая поварешка"… Или еще хуже.

– Это хоть с кем бывает. Про меня вот пели: "Кирилл – деда с бабкой уморил"…

Мальчик Прохор со слабой улыбкой глянул на рослого уверенного Кирилла. Мол, про тебя скажи такое…

– Но если имя не нравится, можно придумать новое, – сказала Ксеня и сильнее крутнула динамку. – У нас это просто…

Прохор смотрел недоверчиво и… с ожиданием. Будто надеялся, что новое имя ему тут же поднесут, как на блюдечке.

– Хочешь быть Рыжиком? – вдруг спросила Ксеня.

Он заморгал. Не ожидал такого.

– Но ведь… я же… – он тронул свой искрящийся светлый ежик.

– Ну да, волосы не рыжие, – покивала Ксеня. – Зато свитер совсем рыжий. И сапоги… А то, что прическа русая, ну так что? Так даже интереснее.

– И вообще имя Рыжик славное такое, – поддержал Словко Ксеню. Он чуть не выразился "ласковое", но побоялся смутить Прохора. – И даже книжка есть с таким названием…

– Да, я читал, – вдруг кивнул Прохор. – Про старинного мальчика…

"Надо же, еще и читатель!" – изумился про себя Словко.

– Вот видишь! Не отказывайся, – вступил в разговор Игорь.

Кажется, всем хотелось, чтобы новичка звали именно Рыжиком. Потому что и Кирилл сказал:

– Когда говорят "Рыжик", сразу видно, что это хороший человек. Соглашайся…

И Прохор заулыбался:

– Ладно, я… соглашаюсь. Пусть буду Рыжик.

А тяжелое колесо все вертелось, послушное закону инерции…

Он пошел проводить новых друзей. Хлопая сапожками, шагал с ребятами до улицы Кочегаров. После сумрачного убежища оказалось, что на улице еще не совсем темно (дни пока были длиннее ночи – до осеннего равноденствия оставалась целая неделя). По дороге Рыжику (теперь уже – "Рыжику" навсегда) объяснили, куда и к какому часу завтра, в воскресенье, придти в отряд.

– Улицу Профсоюзную знаешь? Это недалеко, за мостиком. Зеленый трехэтажный дом, номер девять. Над дверью вывеска…

На перекрестке каждый пожал Рыжику руку. (И наверно, это были первые в его жизни рукопожатия; кажется, он даже не сразу поверил, что они всерьез. Но поверил.) Когда Рыжик уходил, он часто оглядывался и один раз нерешительно помахал рукой. Все разом помахали ему в ответ.

– Свой человек в Гаванском… – проговорил Словко теперь уже вслух. У него не спросили объяснений. То ли тоже слышали про такую книжку, то ли все было ясно и так.

– Спорить могу, человек пошел не домой, а снова раскручивать колесо, – сказала Ксеня.

– Ну так что же… – откликнулся Игорь

– Все же непонятно, зачем ему этот агрегат, – заметил Кирилл. – Ясно, что очень «зачем-то», а вот знать бы…

Ксеня сказала:

– Он объяснял, когда ты ездил. "Чтобы вертелось".

– Тогда ясно… – не стал спорить покладистый Кирилл.

– Может быть, у него философия такая, – поделился догадкой Словко. – Вроде как у буддистов. Говорят, у них в храмах есть специальные вертящиеся барабаны. Покрутишь такой барабан и вроде как помолился, жить легче…

– Понятно, – опять согласился Кирилл и забеспокоился о другом: – Аида, наверно упрется рогами: как это новичок без вступительного взноса? А где он возьмет взнос? Прабабушкину пенсию, что ли?

– Скажем Корнеичу, он ее прижмет, – решил Словко. – Аиду то есть…

– Как Аида с Феликсом сумели протащить на сборе эту бредятину насчет взносов? – вдруг досадливо взвинтился Игорь. – Ни один из барабанщиков за это не голосовал, а большинство все равно…

– Охмурили ребят, – согласился Кирилл с командиром барабанщиков Нессоновым.

– Охмурять они умеют… – буркнул Словко.

– Ну, давайте ваши лапы, я поехал, – сказал Кирилл. Попрощался и укатил.

– Словко, пошли к нам, – позвала Ксеня. – У нас пирог с горбушей.

– Пирог – это хорошо. Но мне уже пиликали из дома…

Тогда с ним распрощались и близнецы. Словко смотрел им вслед. Хорошие люди. Словкины ровесники. Даже чуть постарше, хотя и поменьше ростом. Характером слегка (а может, и не слегка) похожие на Жека. Не капитаны еще и не командиры судов, потому что опыта у них не в пример меньше Словкиного, зато матросы его экипажа. И барабанщики. А он, Словко, из барабанщиков уже "брысь". Кто виноват, что вдруг сделался выше Нессоновых чуть не на голову! Сказали на сборе "пора, брат, пора". Оставили в утешение аксельбант и нашивку барабанщика-ветерана, перевели в ассистенты знаменной группы, а барабан он передал на линейке маленькому Сережке Гольденбауму. Чуть слезу не пустил тогда…